ДЕНЬ ОГУРЦА. хулиганская комедия. глава 48

ГЛАВА 48.
БОМЖОВА ОКАЗИЯ.

- Это что за курицы?! – кукарекает Носатый, вместо того, чтобы наложить в штаны.

- Лапочка! – блеет толстый.
- Зайчик! – вопит Маша.

- Какого хрена ты нас всех подставил, толстая задница?! – шиплю я.
Толстый на меня не глядит и не слышит моих слов. Он пытается подняться, но его затёкшие конечности не дают ему, и бедолага заваливается на бок.

- Освободите пленных! – Вика замахивается битой, но подойти к нашему собранию не решается.
Я направляю ствол на Профессора:

- Попался, буржуй!
- Завалю, падла! – вопит Клык, целясь в лоб Носатому.
- Взаимно! – орёт тот.

Бандиты с обоих сторон буравят друг друга взглядами. Только очкастый сохраняет спокойствие.

Он делает пару шагов к столу и берёт с него толстую сигару. Рядом валяющуюся зажигалку «Zippo» прихватывает тоже.

- На место, старый пень! – рычу я.
Щеглов подчиняется и возвращается в группу своих шимпанзе.

- Итак, господа, - он откусывает кончик сигары и выплёвывает его на пол.
Несмотря на всеобщее напряжение, этот старичелло сохраняет полное внешнее спокойствие.

- У нас создалось напряжённое положение, - толкает он речь, - практически безвыходное. У каждого, находящегося в этой комнате, имеется свой интерес. Но, смею заметить, если мы с вами, - он делает широкий жест рукой с незажжённой сигарой, - не придём к взаимовыгодному решению, то рискуем в полном составе отправиться в райские кущи. Лично мне хотелось бы ещё потоптаться на этой земле.

Все замирают. Толстяк на полу извивается и поднимается на четвереньки в положении «зад в нос Профессору». А Щеглов делает многозначительную паузу, которую использует для того, чтобы вставить в рот сигару и прикурить её. При этом он не перестаёт оглядывать присутствующих, сверкая золотой оправой.

Он делает первую затяжку, во время которой колобок кряхтит, пытаясь встать. Со второй затяжки сигара раскуривается и Очкарик уже собирается потушить огонь зажигалки, но обстоятельства опять складываются по-другому.

Толстяк, чей зад направлен, аккурат, в нос Профессора, кряхтит и вдруг раздаётся громкое (я бы сказал оглушительное, выстрелоподобное):
- Пук!

Результатом этого инцидента становится возгорание Очкарика, который забыл правила пожарной безопасности.

- А-а! – вопит благообразный (в этот момент – факелообразный), роняя сигару, зажигалку и хлопая себя по бокам.

- Шеф! – вопит Клык и рефлекторно жмёт на курок.
Одновременно жмёт на курок и Носатый. Оба главаря валятся на пол с дырками во лбу.

Тут же раздаётся ещё с десяток выстрелов. Это гвардии поверженных главарей открывают пальбу друг по другу. Я толкаю колобка и, с воплем:

- Ложись! – падаю сам.
Наверху свистят пули и раздаются вопли. Я поворачиваю голову и смотрю на девчонок. Они прыгают на пол. Оборачиваюсь на старика и вижу, что он уже погасил огонь на своём пиджаке. Впрочем, вместе с огнём, погасла и его жизнь. Чья-то пулька снесла ему полфизиономии.

Выстрелы становятся реже.
Немудрено: я бы уже давно расстрелял всех присутствующих, если б стрелял, но этим парням, среди прочего, не хватает стрелковых навыков.

Поднимаю голову и вижу, что противоборствующих осталось всего двое. Все остальные уже прилегли отдохнуть.

По одному с каждой из сторон. Амбал Носатого с кривой мордой целится в одного из наших с толстым преследователей, который, шатаясь и истекая кровью, пытается прицелиться тоже.

Последнее «бах» и последний орёл Клыка падает на спину, по ходу опорожняя остатки магазина в потолок.

Тут же раздаётся крик невесты колобка, на который толстяк, до этого лежавший ни жив, ни мёртв, голосит:

- Машенька! – и пытается вскочить.
Черт! Похоже, невесту бомбовоза зацепило рикошетом!

Об этом думаю я, когда коротко тычу Бамбину в бок. Толстый крякает и валиться обратно.

А я, тем временем, уже держу последнего бандита на прицеле и слышу свой собственный голос, который вещает на всю комнату:

- Брось оружие, ублюдок!
А вышеупомянутый ублюдок уже и так выглядит неважно. Левая, простреленная, рука болтается как плеть. В груди тоже дырка, откуда пузырится кровь. Плюс к тому, у него отсутствует половина уха.

Да, врачам придётся здорово потрудиться, чтобы вернуть ему обезьяний облик.

Тем не менее, этот костный остаток, услышав моё предложение (от которого, по идее, невозможно отказаться), от него отказывается.

- Ага! – хрипит он, - счас!
А сам направляет ствол на меня.
Вот засранец!

В связи с тем, что промедление, сами знаете чему подобно, я использую свой единственный патрон.

Бах! Аккурат, в яблочко!
Бандит, обретя третий глаз во лбу, отправляется к месту будущей реинкарнации.

Я, попутно пнув толстого под зад (отчего он вновь обрёл ясность рассудка), вскакиваю и, несусь не к Маше, нет. Я методично обхожу хранилище трупов, в которое превратился кабинет Щеглова, проверяя попутно у каждого лежащего пульс.

Толстый с воплями летит к своей ненаглядной. По пути он запинается за труп Клыка, поскальзывается на собственной блевотине, и летит остаток пути. К моменту прибытия в пункт назначения, он сам оказывается без сознания, решив притормозить об пол котелком.

Я, констатировав смерть всех присутствующих уголовных элементов, тоже подгребаю к девчонкам. Они бросаются в мои объятия, выплёскивая наружу потоки слёз.

- Всё хорошо, миленькие, - я глажу их по спинкам, целую в волосы, - всё кончилось. Вот только один бандит внизу, на входе остался.

- Когда мы пришли, он был уже убитый, - всхлипывает Лика.
- Слава Богу! – бормочу я, - вернёмся к нашим… э… влюблённым.

(Чуть не сказал «к нашим баранам!»)
Быстро освобождаюсь от их объятий и щупаю пульс у Марии.
Есть! Вот только на её груди огромный синяк, который виден сквозь её прозрачную блузку. Дыхание у неё ровное и лежит она на спине.

Предпочитаю её не трогать до прихода врачей. Пусть ей займутся профессионалы.

К слову, о профессионалах.

Двор в этот момент наполняется воем сирен. Я не нахожу в этом ничего удивительного, ибо окна в кабинете были открыты и местные жители, наверняка, уже успели оглохнуть от всей этой пальбы!

Бегло щупаю шею толстяка, хотя в выживаемости этого экземпляра ни капли не сомневаюсь. От моего прикосновения бомбовоз приходит в себя, и глядит на меня, хлопая глазами.

- Мы живы?! – бормочет он и бросается мне на шею.
Мне, однозначно предпочитающему женские объятия, приходится, скрепя сердце, терпеть его радостные сюсюканья. Потом он глядит на свою невесту и порывается к ней.

- Стоять! – я еле-еле удерживаю его страстный порыв (а вы пытались когда-нибудь сдержать паровоз?!), - с ней всё в порядке! Не трогай её до прихода врачей!

- Как же так?! – скулит он, - почему она пострадала?
- Ты сейчас лучше подумай, что ментам говорить будешь! – обрываю я его, - слышишь топот?

На лестнице действительно слышен топот десятка тяжелых ботинок.
- Чёрт! – вскакивает он и в его глазах появляется проблеск разума, - конечно правду!

- Всё, кроме найденных денег. Понял?! – я смотрю ему в глаза.
- Разумеется! – у колобка появляется хитрая улыбка.

Я смотрю на Лику с Викой и они, слабо улыбнувшись, кивают.

Толстяк вдруг срывается с места, хватает со стола несколько бумаг, рвёт их с остервенением на мелкие кусочки и выбрасывает в окно. Его долговые расписки и дарственные, подхваченные ветром, уносятся в небытие.

Как только бомбовоз возвращается ко мне, в комнату врываются «маски-шоу».

Теперь ребятишек около десятка.
- Всем стоять! – я слышу уверенный лёхин голос, - я так и знал, Диман, что ты тут начудишь!

Лёха стягивает маску и опускает автомат. Его спутники не торопятся последовать его примеру.

- Что здесь происходит? – вопрошает один из них.
- Вначале окажите помощь девушке, - я указываю на Машу, - а потом допросы устраивайте.

- Я те счас окажу помощь! – тип с автоматом надвигается на меня.
- Спокойно! – Лёха встаёт между нами, - это мой однополчанин, ручаюсь за него!

- Пропустите! – раздаётся писклявый голос из коридора, - я врач!
ОМОН расступается и в комнату просачивается плешивый старичок в белом халате с чемоданчиком в сопровождении медсестры. Он оглядывает комнату, пищит:

- Ай-яй-яй! – и задерживает взгляд на Марии, около которой пасутся колобок и девчонки.

- Помогите моей невесте! – блеет колобок.
- Сейчас всё прекрасно устроим, - подаёт голос писклявый старик, - Айболит пришёл!

По мне, так и один этот голос может вывести из обморока! Но Маша пока недвижима.

- Ты кого-нибудь убил? – спрашивает Лёха вполголоса.
- Да, - отвечаю я, - когда они все уже перемочили друг друга, остался один, который хотел замочить меня и девчонок. Необходимая оборона. Вон ствол.

Я киваю на пол, рядом с нами, где валяется пистолет. Лёха вздыхает.
- Геморроя будет с этой твоей необходимой обороной, чёрт тебя возьми! И понесло же тебя сюда!

- Роковое стечение обстоятельств, - пожимаю плечами я.
А сам, не отрывая взгляда, наблюдаю, как врач разрезает на Маше блузку, затем лифчик и обнажает ей грудь.

Думаете, мне лишь бы на сиськи попялиться?!
Чтож, не буду отрицать очевидного! Но здесь был ещё один момент (это я в своё оправдание).

Надо же было увидеть рану!
- Любопытно! – бубнит писклявый эскулап, разглядывая предмет, который лежит, аккурат, на грудине, между грудей.

Он хочет рассмотреть это получше и раздвигает груди в разные стороны.
Все мы, включая десяток ментов, затаив дыхание, наблюдаем за его манипуляциями (а заодно и машиным фасадом).

Но всё это касается только мужиков.
Мария мгновенно приходит в себя, почувствовав, что её бесстыдно лапают.
Веки её трепещут, глаза распахиваются, а рука, сама собой, влепляет старикану пощёчину.

- Ой! – вопит старик.
- Убери лапы, пенёк! – верещит невеста Бамбины. Толстяк счастлив, а менты ржут.

- Я врач! – пищит старик, чем окончательно приводит её в себя.
- Я убита?! – убитым голосом вопрошает Маша.

- Все убиты, кроме тебя! – говорю я, и она мне дарит счастливую улыбку.
- Объясните мне, - требовательно пищит престарелый эскулап, - что у вас в лифчике делал железный червонец.

- Мне подали милостыню, - бубнит Маша.
Все ржут, а она добавляет:

- Бомж подал.

Ржач напоминает раскаты грома, когда старик поднимает руку и берёт слово.

- Этот железный червонец, мадам, на котором изображен Вечный Огонь! – толкает он речь, - и который завалялся у вас между сисек, остановил пулю и спас вам жизнь!