Здравствуйте, друзья!
Говорю Вам «здравствуйте», потому что желаю Вам здравствовать и, в добром здравии, заглядывать иногда ко мне на огонёк.
Ведь я так скучаю без Вас!
Недавно мой напарник купил себе трусы. (Помните рассказ «Трусы»?)
Правда, это уже другой напарник, а не тот, из рассказа. И трусы не с кисками, а с женской рукой (такие накрашенные ноготки), хватающей их обладателя за … Впрочем, вы уже догадались.
Восхищению моего коллеги не было предела, ведь эти ноготки на трусах светятся в темноте. Он даже как-то вечером, когда я был на смене, позвонил с вечеринки и рассказал, как его заставили показать стриптиз в них.
А ещё недавно, аккурат на крещение, ехал в троллейбусе. На соседнем сидении сидели две бабульки. Как я понял из их разговора: одной пятьдесят, второй семьдесят. Одна помоложе, другая постарше. Причём, обратите внимание, пятидесятилетняя выглядит вообще древней старушенцией, а вторая о-го-го ещё, бодренькая.
И такой у них разговор, значит. Та, которой пятьдесят, ругает всех: сноху, соседей, правительство, кризис. Кричит, что на улицу не выйти, дескать, её изнасилуют, ограбят и убьют. А видела она всё это в телевизоре. Знать, говорит, надо, что твориться вокруг.
Вторая говорит: сноху люблю, так как дочери нет, и я молилась долгие годы, чтобы Бог послал сноху хорошую, чтобы я любить могла. Правительство, говорит, пусть само думает, как с кризисом бороться, а от ругани только себе хуже сделаешь. А телевизор, говорит, не смотрю, потому что после него не уснёшь. Это же, добавила, не выпуски «Новостей», а Фредди Крюгер какой-то. Так вот прямо и сказала.
Вот так они и ехали: добродушная и ругачая, семьдесят и пятьдесят. Две сестры – добро и зло.
Как думаете: кто из них дольше и в добром здравии проживёт?
Ага, понял. Я тоже так думаю.
А ещё …
ВОТ:
СЛОН И МОСЬКА!
рассказ)))
Родион Кормановский
Говорили, что на остановке у рынка появилось новое лицо, мужичок с собачкой. Говорили бабушки, которые постоянно встречались на этой остановке по утрам, когда, закупившись, отправлялись домой.
А мужичок тот, небольшого роста, щупленький и застенчивый, жил в центре города и на троллейбусе не ездил уже несколько лет. Да и зачем? Центр – всё, что нужно – рядом, везде можно дойти пешком.
Но тут он решил навестить старого друга, которого не видел ещё дольше и отправился на остановку. Моська, а именно так звали его пёсика, бодро скакала рядом, обнюхивая все кусты по дороге.
«Заодно и на общество взгляну, - подумал мужик, - ведь оно ездит на общественном транспорте.»
А из общества на остановке стояли только бабульки, которые тут же и перемыли между собой его косточки, на десерт, так сказать, добавив к обсуждению цен на рынке, которые:
- Всё дорожають и дорожають!
Тут появился рогатый общественный транспорт, и чинное бабушкино общество моментально превратилось в стадо мамонтов бегущее на водопой. Мужичка вместе с его Моськой отбросило в сторону, и он залез в троллейбус последним, держа своего бобика под мышкой.
Бабушки, такие любезные друг с другом только что, громко кричали, расталкивая подружек, чтобы занять свободные места.
Они, бабульки, вообще любопытный феномен, такие вроде немощные и бессильные, внезапно превращаются в бешеных фурий, сметающих всё на своём пути. Феномен, да и только!
Прям, стихийное бедствие!
Вот и наш мужичок с собачкой под мышкой, так и не смог продвинуться выше нижней ступеньки лестницы, ведущей в троллейбус, пока почтенные особы устраивали в салоне революцию.
Двери захлопнулись, и троллейбус был оглашен душераздирающим воплем Моськи, которой зажало хвост. Бедное животное вцепилось зубами в объемную филейную часть ближайшей к ней бабушки, которая маячила у неё перед носом, и к собачьему воплю добавился трубный глас бабушки.
Бобик вырвался из рук мужичка и исчез в глубине салона. Бабушка прекратила вопить, а все остальные почтенные особы закончили путч в троллейбусе и вернулись к обсуждению всех и вся.
И всё бы ничего, даже укушенная бабуля не обернулась, но через несколько мгновений между ног бабулек мужичок заметил Моську, увлечёно грызущую сосиску, невесть как появившуюся у неё в зубах.
Мужичок поражается, возмущается и возвышает голос, чтобы выразить свои эмоции.
- Моська! – вопит он.
- Тяв! – радостно отвечает бобик, проглатывает остатки сосиски и скрывается среди хаоса котомок, пакетов и бабушкиных ног.
- Мося! – повторно вещает мужичок и слышит далёкое «тяв!» с другой стороны салона.
- Несносная псина! – бормочет хозяин зубастого недоразумения и начинает свой путь через тернии, или через бабушек, даже и не знаю, как правильнее сказать.
А троллейбус движется, бабушки колышутся и бубнят между собой последние новости, то и дело, выдавливая из мужичка кишки своими габаритами, кондукторша вопит («платите за проезд!»), народ ругается и говорит по сотовым, короче, общественная жизнь в действии.
Мужик продвигается по проходу, перед ним выныривает тётя-кондуктор и требовательно заявляет:
- Что у вас? Покажите!
- Мося! – кричит мужик.
- Какая я тебе Мотя? – огрызается кондуктор, - за проезд плати!
- Тяв! – откуда-то отзывается Моська.
Мужик лихорадочно достаёт груду мелочи и высыпает её на лопатообразную ручку кондукторши. Та удовлетворенно загребает добычу, выдаёт билет, затем впечатывает его в ближайшую бабку и шествует дальше.
Моська в этот момент вновь появляется с сосиской в зубах и тут же исчезает. Видать, у кого-то из почтенных особ в котомке зверюга нашла месторождение этого лакомства.
- Моська! – обиженно ругается хозяин шустрой псины и хочет уже добавить, что из неё самой сделает сосиску, но вовремя спохватывается, чтобы не произнести слово «сосиска» вслух.
Это же скандал! Его собака ворует сосиски! ЕГО собака! Почти что он сам!
Он ограничивается скромным:
- Ко мне! – и начинает возвращаться к исходной точке своего путешествия по салону. Именно там он и видел своего барбоса последний раз.
На одном из сидений сидят мама с дочкой, причём последняя у окна. И пока мама вовсю трещит по сотику, дочка предоставлена самой себе. Ей годиков этак шесть и представившуюся возможность она реализует с пользой. Девочка скребёт коготками по замёрзшему окну и восхищённо бормочет:
- Это снежинки.
Оборачивается на маму и, видя, что та не обращает на неё внимания, увлечённо лижет стекло с узорами.
Именно около этого детского сада наш мужичок и встречается опять с кондукторшей.
- Что вы тут всё путаетесь! – проталкиваясь вперёд, мычит собирательница народных денег и подталкивает бабушку, которая, в свою очередь, толкает мужичка и, тот, барахтаясь, рушится на молодую мамашу.
Телефон из её рук выскакивает, делает кульбит в воздухе и прилетает к дочке, которая, с усилием оторвав язык от окна, тут же начинает на нём давить все кнопки подряд.
Мужик, разлёгшийся на мамашке, продолжает делать странные телодвижения (барахтается в житейском море), а мамашка верещит:
- Мужчина! Вы мужик или нет?! Хватит на мне лежать! Сделайте же что-нибудь!
И он делает, вернее, делают за него. В третий раз продвигающаяся мимо кондукторша берёт его за шкирку и водворяет в вертикальное положение.
Мамаша облегчённо вздыхает, мужичок тоже. Кондуктор движется в заднюю часть салона, и он пристраивается следом за ней, как вагон за паровозом.
Так, на буксире, он, наконец, добирается до задней площадки, выглядывает в окно и видит, что уже сейчас будет его остановка. Он встаёт у выхода и кричит:
- Моська! Я ухожу!
- Тяв! – где-то совсем рядом, и показывается собака с очередной сосиской.
Мужичок, уставший от общественной жизни, её не ругает, и она радостно вертит хвостом.
Троллейбус притормаживает перед остановкой и мужик, думая, что сейчас откроются двери, заносит вперёд ногу, чтобы сделать шаг на лесенку.
Однако водитель решает доехать до самой остановки, и троллейбус дёргается, народ в салоне колышется, добавляя этому вагону инерции, мужичок, который стоял уже на одной ноге, подскальзывается.
Его занесённая вперёд нога пинает котомку стоящей рядом бабушки, чем выводит её из шаткого равновесия.
Та часть его тела, которая любит посидеть, стремительно летит навстречу ступенькам, а ноги наоборот – вверх. Бабушка, объёмом которой позавидовал бы борец сумо, тоже низвергается вниз, а двери троллейбуса распахиваются.
- Бам – бам – бам! – отбивает тощий зад мужика по ступенькам троллейбуса.
- Ай – ай – ай! – вопит его рот.
- Ой – ой – ой! – рокочет слоноподобная бабушка, устремляясь за ним в погоню.
Спрыгав со ступеньки большой общественной консервной банки, мужичок, увлекаемый мощной инерцией, цепляется ногами за бордюр и падает навзничь на заснеженную остановку.
Но встать он не успевает, потому, как бабушка его догоняет и, с боевым кличем, припечатывает своей массой к земле.
О – ох! – вопит спрессованный.
Ах! – визжит бабуля и даже кажется, что в её крике больше радости, чем горя.
Тут же подскакивает Моська, у которой в зубах сосиска, за которой тянется вереница ей подобных колбасных изделий. Она аккуратно кладёт сосиску перед носом раздавленного хозяина и говорит, радостно виляя хвостом:
- Тяв – тяв – тяв!
- Что разлёгся, герой! – рокочет бабушка, - Поднимай меня теперь.
Тут почтенная замечает сосиски у себя перед носом и переводит взгляд на свою котомку, валяющуюся тут же. Там, соответственно, она их не обнаруживает и верещит, обращаясь к собаке:
- А ну отдай мои сосиски!
Тут же у бабули случается прилив энергии, и она по-молодецки вскакивает, впечатав мужичка в землю ещё больше. Бедный только хрустит и кряхтит.
Однако Моська не растерялась и вступила со слоноподобной бабушкой в схватку за добычу. Бабуле удалось вырвать связку сосисок из пасти мелкого монстра, и только одна штука осталась в зубах у псины.
Быстро проглотив её, Моська разразилась безудержным лаем
- Моська! Фу! – вопит мужичок, отрывая своё, теперь плоское, тело от земли.
- Эх, Моська! Знать, она сильна, коль лает на слона! – вещает кондукторша, глядя на них со ступеней троллейбуса.
Сообщения
